Ниже Вы найдете предисловие ко второй Романесовской лекции "Evolution and Ethics", одной
из серии лекций в Оксфордском Университете, прочитанной в 1893-м году Томасом Г. Гексли (Thomas Henry Huxley),
и посвященной эволюции общественных отношений и эволюционным-же основам этики. Томас Гексли — известный
натуралист своего времени, человек, внесший немалый личный вклад в становление и популяризацию концепции
эволюции Чарльза Дарвина. За активную позицию, противники окрестили его "Бульдогом Дарвина". Если Вы ожидаете
от этого "бульдога" обоснований концепции "человек - человеку волк", фашизма, евгеники или других наивных и
злонамеренных интерпретаций теории эволюции, тогда это сочинение может сильно удивить Вас. Так-же как и
присутствующей в нем критикой либерализма, других "современных" концепций. Данное предисловие было написано
после лекции и, фактически, является развернутым конспектом для тех, кто не мог присутствовать. Его нельзя
пробежать глазами, а нужно читать последовательно и вдумчиво, поскольку все изложенные концепции тесно
взаимосвязаны.
Константин Л. Метлов <metlov@fzu.cz>, Прага 31/12/2003
Используя право, данное мне © на этот текст, запрещаю его копировать и распространять
каким-либо другим образом, не
запрещая, однако, ставить на него ссылку
http://galaxy.fzu.cz/~metlov/HUXLEY_evolution_and_ethics.html. Это
ограничение связано с тем, что работа над переводом еще не закончена полностью, и, очень вероятно (но без
каких-либо гарантий того с моей стороны), что впоследствии это ограничение будет снято. © 2003 Konstantin L. Metlov,
all rights reserved.
[1] Можно с достоверностью предположить, что за две тысячи лет до того как Цезарь ступил на берега Южной Британии, пейзаж, который я сейчас могу наблюдать из окна своего кабинета, где пишу этот текст, был в состоянии, которое можно назвать естественным (state of nature). Кроме разве что нескольких, возвышающихся здесь и там захоронений, разбивающих переливающиеся цвета лугов, руки человека не оставили следа на этой земле; заросли растений, заполняющие вершины невысоких холмов и стелящиеся на равнинах между ними, были свободны от воздействия человека. Местные травы, сорняк и кусты терновника, соперничали между собой за владение скудным грунтом; боролись с засухами лета, [2] зимними стужами, жестокими штормами, приходящими с неистовой силой, то из Атлантики, то с Северного Моря; они заполняли, насколько могли, прорехи в своих рядах, сделанные всевозможными подземными и наземными живыми опустошителями. Год за годом, плавающий балланс численности, результат непрестанной борьбы за существование между дикими растениями поддерживал себя. Вряд-ли можно сомневаться, что такое естественное состояние существовало здесь и за многие тысячи лет до прихода Цезаря; и не существует ни одной достоверной причины отрицать, что оно могло-бы продолжать свое существование и дальше, если-бы не вмешательство человека.
По нашим привычным временным стандартам, луга, как и покрытые ими "вечные холмы", кажутся чем-то неизменным. Но ведь сегодняшняя дурман-трава является потомком того-самого дурмана, который топтали доисторические охотники, разбросавшие по окрестностям свои кремниевые инструменты; а более давние ее предки процветали в климате ледникового периода, вероятно, лучше, чем сейчас. В сравнении с прошлым этой жалкой травинки, вся история цивилизованного человечества — не более чем мгновение.
И нет ничего, более несомненного, чем то, что во вселенских масштабах времени сегодняшнее естественное состояние, как бы ни казалось оно [3] бесконечно поддерживающимся, является всего-лишь мимолетной фазой бесконечного разнообразия; всего-лишь последним из цепочки изменений, произошедших на поверхности Земли за миллионы лет ее существования. Поднимите один метр почвы, и твердое основание из камней и мела, высотой более 500 футов здесь на берегу, предоставит очевидное доказательство существования времен, когда море покрывало "вечные холмы"; и когда растительность ближайшей земли настолько-же отличалась от сегодняшней флоры Суссекса, как флора Центральной Африки сегодня.1 Не менее можно быть уверенными в том, что за промежуток времени между тем как образовался мел, и тем как появилась почва, прошли тысячи столетий, во время которых естественное состояние времен формирования мела перешло в сегодняшее путем изменений, настолько медленных, что для поколений людей, если-бы они жили в тот период, каждое из состояний казалось-бы застывшим и неизменным.
Так-же уверенно можно сказать, что перед формированием мела прошел еще более длительный период, через который можно точно так-же отследить процесс непрестанных изменений и безжалостной борьбы за существование между живыми организмами; и тот факт, что мы не можем отследить этот процесс дальше [4] — вовсе не потому, что есть какая-либо причина считать, что достигнуто "начало", а только-лишь потому, что следы самой древней жизни еще скрыты или уже стерты.
Таким образом, естественному состоянию в мире растений, с которого мы начали, вовсе не присущ аттрибут "постоянства". Как раз вся его суть состоит в непостоянстве. Возможно, сегодняшнее состояние существовало двадцать или тридцать тысяч лет, может быть просуществует еще двадцать или тридцать тысяч лет без очевидных перемен; но с той-же неизбежностью, с которой родилось оно из совершенно другого состояния, последует за ним состояние настолько-же отличное. Если и есть что-то постоянное, то это не какая-либо конкретная ассоциация форм жизни, а сам процесс, продуктом которого является вселенная, и который имеет такие вот переходные формы. И в живом мире одним из наиболее типичных аспектов этого вселенского процесса является борьба за существование, соревнование каждого со всеми, результатом чего является отбор, тоесть выживание форм, наиболее приспособленных к условиям данного периода; и которые, следовательно, в этом смысле, и только в этом смысле, являются наиболее приспособленными.2 Достижения вселенского процесса [5] можно наблюдать в растительности лугов, с его сорняками и терновником. Выполнив все условия, они победили в борьбе; своим выживанием они доказали, что они лучшие для того, чтобы выжить.
То, что естественное состояние в любой момент времени является всего-лишь мимолетной фазой процесса безостановочных перемен, идущего на протяжении несчетного числа веков, кажется мне утверждением, столь-же твердо доказанным, как и любое другое в современной истории. Палеонтология уверяет нас, к тому-же, что древние философы, кто, хоть и с меньшими основаниями, имели подобную доктрину, ошибались, что процесс изменений — циклический, точно повторяющий прошлое, точно предсказывающий будущее в процессе своих оборотов. Наоборот, у нас есть основательные причины считать, что если-бы каждое звено в цепочке предков этих жалких цветков сохранилось и было нам доступно — мы увидели-бы сходящиеся цепочки форм, все уменьшающейся сложности, до тех пор, пока, в какой-то момент истории Земли, они не обьединились-бы в примитивные группы, находящиеся на границе между животной и растительной жизнью.3
[6] Слово "эволюция", которым сейчас обозначают вселенский процесс имело сложную историю и используется сейчас в очень многих смыслах.4 В популярном смысле оно обозначает последовательное развитие, т.е. постепенное изменение из состояния относительной однородности в состояние относительной сложности; но его смысл был так-же расширен включением явлений регрессивных метаморфоз, тоесть прогресса из состояния относительной сложности в состояние относительной простоты.
Будучи естественным процессом того-же типа, что и развитие дерева из семени, или курицы из яйца, эволюция исключает "сотворение мира" и любые другие виды сверхестественных вмешательств. Она является выражением определенного порядка, все последующие этапы которого являются следствиями определенных причин, в соответствии с определенными правилами. Концепция эволюции не включает в себя концепцию случайности. Очень важно помнить, что эволюция не является обьяснением вселенского процесса, но всего-лишь обобщенным утверждением о методе и результатах этого процесса. И далее, если есть доказательства того, что вселенский процесс был запущен каким-либо агентом, тогда этот агент и будет "создателем" его и его продуктов, несмотря на то, что сверхестественное вмешательство может быть совершенно исключено в дальнейшем.
До сих пор, это ограниченное изложение природы вещей, которое мы называем научным знанием [7], проходило с увеличивающимся акцентом на то, что не только мир растений, но и мир животных; не только живые существа, но вся структура Земли; не только наша планета, но целая солнечная система; не только наша звезда и ее спутники, но миллионы подобных тел, свидетельствующих о структуре, наполняющей безграничное пространство, просуществовавшее безграничное время; все движется по пути, предопределенном эволюцией.
Ни с чем из вышеперечисленного я не хотел-бы сейчас связываться, и ограничусь только рассмотрением форм жизни, населяющих Землю. Все растения и животные демонстрируют тенденцию к изменению, хоть причины ее до сих пор достоверно неизвестны; другая тенденция связана с условиями жизни в любой момент времени, она отдает предпочтение наиболее приспособленным измененным формам, за счет остальных, производя, тем самым, отбор; третья тенденция, присущая всем живым существам — стремление к безграничному размножению, в то время как средства для поддержания жизнедеятельности ограничены; причиной последнего является способность произвести потомство, превышающее по численности родителей, но способное иметь ту-же продолжительность жизни в статистическом смысле. Без первой тенденции не может быть эволюции. Без второй не могло-бы быть причины, по которой одна форма должна исчезнуть для того, чтобы ее место заняла новая, тоесть, не может быть отбора. Без третьей [8] тенденции борьба за существование — агент процесса селекции, отсутствовала-бы.5
Исходя из этих трех тенденций, можно рационально обьяснить все известные факты истории растений и животных. И это больше, чем можно сказать о любой другой известной мне гипотезе. Другие гипотезы, например такие как существование примитивного беспорядочного хаоса; учение о пассивной и медленной вечной материи, выдавлеваемой, без гарантии успеха, архетипальными идеями; версия о сверкающе-новом мире, неожиданно созданом и молниеносно настроенном сверхестественной силой; эти гипотезы не могут быть поддержаны, а как раз опровергаются известными нам сегодня знаниями. Возможно, и даже очень вероятно, что наша Земля однажды действительно была частью космической магмы в сверхновой; но нет причин сомневаться, что некоторый порядок там правил в той-же полной мере, как и в том, что мы считаем наиболее совершенными творениями природы или человека.6
Вера, рожденная из знаний, находит свой обьект во внешнем порядке, движителе безостановочных перемен, через бесконечное время, в бесконечном пространстве; проявлениями космической энергии, переключающейся между фазами "возможности" (potentiality) и "обьяснения" (explication). Возможно, как говорит Кант,7 каждая вселенская [9] магма, которой суждено эволюционировать в новый мир, представляла из себя не менее предопределенный конец для своего исчезнувшего предшественника.
Прошло три или четыре года с тех пор как естественному состоянию, описанному в начале этого текста, наступил конец, по крайней мере на небольшом участке почвы. Произошло это путем вмешательства человека. Участок был отгорожен от остального мира стеной; в защищенной области вся местная фауна была по возможности уничтожена; а на ее месте посажена колония необычных импортных растений. Другими словами, был заведен сад. Сейчас эта искусственно обработанная область заключает в себе момент, принципиально отличающий ее от земли, находящейся в естественном состоянии за стеной. Деревья, кусты и травы, многие из которых принадлежат естественному состоянию из других частей Земного шара, здесь изобилуют и процветают. Более того, они производят существенное количество овощей, фруктов и цветов, таких сортов, которые не существуют и никогда не существовали, кроме как в условиях сада; и которые, таким образом, настолько-же являются результатом искусства человека, как и парники, в которых некоторые из них произрастают. Тоесть "состояние искусства", созданное внутри естественного состояния человеком, поддерживается и непосредственно зависит от него. Последнее сразу-же станет очевидно [10] если пристальное внимание садовника исчезнет, и некому будет противостоять антагонистическому влиянию общего вселенского процесса. Забор и двери развалятся, четвероногие и двуногие пришельцы сожрут и растопчут полезные и красивые растения; птицы, насекомые, мор и плесень сделают свое дело; иммигрируют семена, занесенные ветрами или другими способами, и, благодаря своей заслуженной приспособленности к местным условиям, сорняки скоро задушат своих экзотических соперников. Потом, через несколько столетий, немногое, кроме фундамента стены, домов и парников, будет напоминать о победе вселенских сил в естественном состоянии над временными препятствиями, поставленными им искусством садовода.
Как видим, сад является таким-же произведением человеческого искусства8 и искусности, как и многое другое. Энергия, локализованная в некоторых человеческих телах, направляемая так-же локализованным интеллектом, составила другие материальные тела так, как это не может быть достигнуто в естественном состоянии. То-же справедливо для всех [11] творений человеческих рук, от огнива, до церкви или хронометра; именно поэтому мы и называем эти вещи искуственными, тоесть произведениями искусства или искусности, чтобы отличить их от творений природы. Это отличие между творениями природы и человека является универсальным; полезным и оправданным, должен признать.
Не сомневаюсь, Вы уже справедливо возмутились, что работа человеческой энергии и разума, которая создала и поддерживает сад, в процессе "садоводства", тоже, строго говоря, является частью вселенского процесса. Вряд-ли кто-нибудь согласится с этим утверждением, с большей готовностью чем я. Не знаю никого, кто взял на себя больше трудов, в последние тридцать лет, настаивая на доктрине, так очерняемой тридцать лет назад, что человек, физически, интеллектуально и морально, является в той-же степени частью природы, таким-же продуктом вселенского процесса, как и паршивый сорняк.9
Но если, вслед за этим признанием, Вы все равно будете настаивать, что вселенский процесс не может быть антагонистичным процессу садоводства, который является вроде-бы частью его самого — мне остается только ответить, что, если вывод о том, что оба процесса антагонистичны является абсурдным с точки зрения логики, то мне жаль логику, поскольку, как мы видели, факт есть факт. Сад находится на том-же положении, что и любое другое произведение человеческого искусства; он есть результат вселенского процесса, работающего посредством человеческой энергии и разума; и точно так-же, как и любая другая искусственная вещь, построенная внутри естественного состояния, сад подвержен разрушительным влияниям последнего. Нет сомнений, что мост Fourth Bridge и крейсер на взморье, являются, в конце-концов, результатом вселенского процесса; точно так-же как и река, текущая под первым, и морская вода, на которой плавает второй. Несмотря на это, каждый порыв ветра немного разрушает мост, каждая волна слегка ослабляет корпус крейсера; каждое изменение температуры изменяет расположение частей, производит трение, постоянный износ и нагрузки. Время от времени мост нужно ремонтировать, так-же как и крейсер нужно ставить в сухой док; и это просто потому, что природа всегда пытается отобрать себе то, что ее дитя -- человек, взял у нее взаймы, и расположил в комбинациях, которые не являются приемлемыми для общего вселенского процесса.
Таким образом, справедливо не только то, что вселенская энергия, работая посредством человека над небольшим участком [13] мира растений, противостоит той-же энергии, работающей посредством естественного состояния, но подобный антагонизм между естественным и искуссвенным присутствует всегда. Даже в самОм естественном состоянии, разве не является борьба за существование проявлением вселенского процесса действующего посредством одной формы жизни над другой ?10
Не только естественное состояние враждебно искусственному в саду; но и принципы садоводства, в соответствии с которыми сад создан и поддерживается, являются противоположностью вселенского процесса. Характеристикой последнего является интенсивная и непрекращающаяся борьба за существование. Характеристикой другого — прекращение этой борьбы, путем уничтожения условий, которые ей способствуют. Тенденцией вселенского процесса является приспособление форм растительной жизни к изменяющимся условиям; тенденцией процесса садоводства является приспособление условий, к потребностям форм растительной жизни, которые садовнику вздумалось разводить.
Вселенский процесс использует неограниченное размножение [14] как средство для того, чтобы сотни соревновались за место и питание, достаточное для одного; он использует холод и засуху, чтобы отсеять слабых и невезучих; для выживания требуются не только сила и ловкость, но и везение.
Садовник, с другой стороны, ограничивает размножение; стремится обеспечить каждому растению достаток места и пропитания; защищает от холода и засухи; и, всеми другими способами пытается изменить условия так, чтобы обеспечить выживание тех форм, которые наиболее близки стандартам полезности и красоты, которые у него на уме.
Если фрукты, клубни, листья и цветы, полученные таким образом, достигают, или в достаточной степени приближаются к идеалу садовника — нет причины, по которой достигнутый status quo не должен продолжаться бесконечно. До тех пор, пока естественное состояние остается примерно неизменным, до этих пор энергии и интеллекта, создавших сад, будет досточно для его поддержания. Однако, пределы, в которых осуществимо превосходство человека над природой — узки. Если вернутся уловия мелового периода, боюсь, даже наиболее опытному садовнику прийдется покончить с разведением яблок и крыжовника; а если вернутся условия ледникового — прийдется завязать с аспарагусом, так-же как и рассадка фруктовых деревьев на крутых южных склонах холмов превратится в пустую трату времени и сил.
Но очень важно отметить, что при неизменном естественном состоянии, если продукт не удовлетворяет садовника — приближение его к идеалу вполне осуществимо. Несмотря на то, что борьбы за выживание больше не происходит, возможности для прогресса остаются. В обсуждении этих тем, часто странным образом забывают о том, что основными предпосылками эволюции живых существ являются мутации и наследование. Отбор — всего-лишь средство, которое предпочитает некоторые изменения другим, и сохраняет их наследство. Но борьба за существование — не единственный способ осуществления отбора. Бесконечное разнообразие разводимых садовником цветов, фруктов, корней, клубней и ягод не является продуктом естественного отбора путем борьбы за существование, но продуктом прямого отбора (селекции) с учетом полезности или красоты. Посреди огромного количества растений, растущих в саду, в примерно одинаковых условиях, появляются изменения. Изменения, идущие в нужном направлении, сохраняются; остальные уничтожаются. И процесс этот повторяется до тех пор, пока, например, дикая редька не становится капустой, а фиалка трехцветная -- анютиными глазками.
[16]
Довольно показательную аналогию формирования сада представляет из себя процесс колонизации. Представьте себе, что корабль с английскими колонистами отправили на строительство поселения в страну, типа той, какой была Тасмания в середине прошлого века. После высадки, колонисты обнаруживают себя в естественном состоянии, кардинально отличном, во всем, кроме разве-что общих физических условий, от того, которое осталось у них за спиной. Растения, птицы, животные отличаются так-же сильно, как и люди от всего, что можно увидеть на той стороне Земли, откуда они прибыли. После высадки, колонисты начинают с того, что изменяют состояние вещей на большой площади, которую они предварительно для себя выбрали. Они очищают эту область от местных растений, уничтожают или прогоняют местных животных, до той степени, до которой это необходимо, принимают меры для того, чтобы защитить себя от ре-иммиграции и тех и других. У себя они высаживают английские зерновые и фруктовые деревья; разводят английских собак, овец, коров, лошадей; и английских людей; они, фактически, устанавливают новую флору и фауну, и новую форму человечества внутри старого естественного состояния. Их фермы и пастбища представляют из себя сад огромного масштаба, и сами они, садовники, которые должные его поддерживать, находятся в бдительном антагонизме со старым режимом. В целом, колония -- сложная единица, встроенная в старое естественное состояние; и, [17] с этого времени — конкурент в борьбе за существование, чтобы завоевать или быть побежденной.
В условиях этого примера нет сомнений в положительном результате, если работа колонистов будет выполняться энергично и с разумным сочетанием всех их сил. С другой стороны, если они ленивы, глупы и беспечны; или если они тратят свою энергию в спорах друг с другом, тогда, есть все шансы, что старое естественное состояние победит. Атака аборигенов уничтожит цивилизованных иммигрантов; многие из английских растений и животных будут задушены их местными соперниками, другие одичают и сами станут компонентами естественного состояния. Через десятилетия все другие следы поселения исчезнут.
Представим теперь, что некоторая административная власть, настолько-же превосходящая людей по своей силе и интеллекту, насколько люди превосходят свой скот, поставлена руководить колонией, с задачей — распорядиться своими человеческими ресурсами так, чтобы обеспечить победу поселения над антагонистическими влияниями естественного состояния. Эта власть будет действовать в том-же духе, что и садовник в своем саду. Вначале, она, насколько возможно, попытается [18] ограничить влияние внешних конкурентов, тщательно выпалывая и уничтожая местных соперников, будь они людьми, животными или растениями. Эта администрация выберет своих агентов среди людей, принимая во внимание свой идеал успешной колонии, так-же как и садовник выбирает свои растения, следуя своим идеалам полезных или красивых продуктов.
Потом, чтобы борьба за существование между этими человеческими агентами не уменьшала эффективность целого в битве с естественным состоянием, администратор постарается сделать так, чтобы каждый получил средства к существованию; и был свободен от страха перед тем, что его более сильные или ловкие коллеги отберут их. Законы, санкционированные общей силой колонии, будут ограничивать самоутверждение каждого человека в пределах, необходимых для поддержания мира. Другими словами, вселенская борьба за существование между человеком и человеком будет строго подавляться; и отбор, путем такого рода борьбы, будет полностью исключен, так-же как и в саду.
В то-же время, трудности для полной реализации своих возможностей колонистами, порождаемые любыми другими естественными условиями, будут исключаться путем создания искусственных условий существования более благоприятного типа. Защита против жары и холода будет произаодиться домами и одеждой; водостоки и ирригация нейтрализуют эффект проливных дождей и длительных засух; дороги, мосты, каналы, транспорт и корабли преодолеют естественные преграды в перемещении и перевозке грузов; механические двигатели дополнят природную силу людей и их животных; гигиенические предосторожности помогут бороться с естественными причинами болезней. С каждым шагом прогресса цивилизации, колонисты станут более и более независимы от естественного состояния; более и более их жизни будут определяться состоянием искусственным. Для достижения своих целей, администратору прийдется посвятить себя стимулированию смелости, созидательности и кооперативного интеллекта поселенцев; и, очевидно, что интересы сообщества будут наилучшим образом отстаиваться увеличением пропорции личностей, у которых есть вышеперечисленные качества, и уменьшением пропоции тех, у кого таких качеств нет. Другими словами, отбором, направленным на достижение идеала.
Таким образом, администратор может преследовать цель установления рая на земле, истинного сада Эдема, в котором все вещи будут работать на обеспечение благоприятных условий жизни садовников: в котором вселенский процесс, грубая борьба за существование естественного состояния, должен быть отменен; в котором естественное состояние должно быть заменено искусственным; [20] где каждый цветок и каждое животное должны быть приспособлены к потребностям человека, и которым суждено погибнуть, если человеческие надзор и защита исчезнут; где сами люди будут выбраны, в соответствии с их эффективностью, как инструмента исполнения функций идеального общества. И это идеальное государство могло бы быть создано не путем приспособления людей к окружающим их условиями, но путем создания для них искусственных условий; не разрешением свободной борьбы за существование, но исключением этой борьбы; заменой естественного отбора, отбором, направленным на достижение идеала администратора.
Но в этом саду Эдема будет жить свой собственный Змий — тоже очень тонкое существо. Человек разделяет со всем другим животным миром сильнейший инстинкт продолжения рода, и его следствие — тенденцию к безграничному и быстрому размножению. Чем ближе будет администратор к достижению своей цели, чем более полно будут побеждены деструктивные агенты естественного состояния, тем меньше станет ограничений к размножению.
Ведь внутри колонии, поддержание мира, не позволяющего одному человеку отнять средства существования (means of existence) у другого, просто потому что он сильнее, [21] положит конец борьбе за существование среди колонистов, а соревнование за продукты для существования (commodities of existence), которое только и останется, не ограничивает населения.
Таким образом, как только колонисты начнут размножаться, администратору прийдется столкнуться с тенденцией возвращения вселенской борьбы в его искусственный мир, как следствие борьбы не только за продукты, но уже за средства к существованию. Когда колония достигнет предела своей возможной экспансии, от излишнего населения прийдется как-то избавляться; под угрозой того, что жестокая борьба за существование возвратится и уничтожит мир, являющийся фундаментальными условием поддержания искусственного состояния против состояния естественного.
Предполагая, что администратором будет руководить чисто научное рассмотрение, можно прийти к выводу, что он, как и садовник, будет втречать эту серьезную проблему систематическими чистками, исключением лишних. Безнадежно больные, дряхлые старики, слабые или дефективные телом или духом, лишние дети, будут отстранены, так-же как и садовник собирает в кучи дефектные и лишние растения, или животновод уничтожает нежелательный скот. Только сильным и здоровым, внимательно соединенным в пары, с точки зрения генов, наиболее подходящих для достижения целей администратора, будет разрешено производить потомство.
[22]
Среди наиболее радикальных попыток из несчетного числа, появившегося в последние годы, применить принципы вселенской эволюции, или чего-то подобного, к социальным и политическим проблемам, значительная часть, как мне показалось, основывается на предположении, что человечесткое общество способно произвести из себя администратора, типа того, которого я только что представил. Типа того, как если-бы голубям предлагали произвести из своих рядов собственного лорда Джона Сибрайта.11 Деспотичному правительству (индивидуальному или коллективному) предлагается присвоить звание сверхестественного интеллекта, и с тем, что, боюсь, многими будет признано сверхестественной жестокостью, приступить к выполнению принципов улучшения за счет селекции, причем, с непреклонной принципиальностью, от которой напрямую зависит успех метода. Опыт, определенно, не дает нам возможности определить границы жестокости некоторых индивидуальных "спасителей человечества"; а, на основании широко известного афоризма, который говорит об отсутствии тела и духа у корпораций, кажется очень вероятным (и эта вера не без определенной исторической поддержки) что коллективный деспотизм — толпа, которую демагогические миссионеры заставили поверить в свое собственное (толпы) "священное право", будет способна на еще более "последовательную" [23] работу в этом направлении, чем то, чего тиран-одиночка, кичащийся той-же иллюзией, когда-либо достиг. Но разум — это из другой оперы. Тот факт, что "спасители человечества" берутся за это дело — уже является достаточно серьезным доказательством того, что с разумом у них не очень. А если какой и есть, то он как правило продается "капиталистам физической силы", от чьих ресурсов они полностью зависят. Как-бы то ни-было я сомневаюсь, что даже наиболее проницательный судья человеческих душ, если-бы перед ним поставили сто мальчиков и девочек, которым не исполнилось еще 14 лет, смог-бы выбрать, с каким-либо достоверным шансом на успех тех, кого нужно оставить как однозначно полезных членов общества; и тех, кого нужно заморить хлороформом как, так-же однозначно, глупых, ленивых или склонных к порокам. Проставить "очки" хорошего или плохого гражданина, в действительности, задача значительно более сложная, чем сделать то-же самое для щенка или однорогого теленка; многие сталкиваются с практическими трудностями жизни уже после того как их "человечность" успела некоторое время "постоять". К тому времени, зло уже сделано. Дефективная порода, если это действительно она, уже имела достаточно времени, чтобы размножиться, и результаты отбора можно, фактически, перечеркнуть.
У меня есть и другие причины считать недостижимым этот логический идеал эволюционного военачалия, эдакое государство голубей-фантазеров. В отсутствии такого бесконечно-мудрого ученого-администратора, о котором мы только что мечтали, человеческое общество [24] держат вместе связи настолько особенного сорта, что попытка улучшить общество на основании подобных рецептов может иметь последствием существенное ослабление этих связей.
Общественная организация не уникальна для людей. Другие общества, такие как сообщества пчел и муравьев, так-же образовались, исходя из преимуществ даваемых сотрудничеством в борьбе за существование; их подобие и отличия от человеческого общества так-же довольно поучительны. Общество, сформированное в пчелином улье, удовлетворяет идеалу коммунистического афоризма: "от каждого по способностям -- каждому по потребностям." Внутри него борьба за существование строго ограничена. Матка, трутни и рабочие пчелы получают достаточное количество пищи; каждый выполняет собственную функцию в экономике улья, и дает свой вклад в успех всего сообщества в его соревновании с собирающими пыльцу и нектар конкурентами и другими врагами из "естественного состояния минус пчелы". В том-же смысле, что и сад является работой человеческого искусства, государство пчел — работа искусства пчелиного, порожденное вселенским процессом посредством организации "насекомого" типа.
Это общество является прямым продуктом органической необходимости, движущей каждого его члена к действиям, которые направлены на благополучие целого. Каждая пчела имеет свои обязанности, и ни одна [25] не имеет прав. Конечно вопрос о том — способны ли пчелы к чувствам и мыслям до сих пор открыт и не имеет однозначного ответа. Мое скромное мнение толкает меня к тому, чтобы отказать им в более чем рудиментарном сознании.12 Но, кстати, любопытно отметить, что разумный трутень (рабочие пчелы и матка не имеют свободного времени, которое они могли-бы посвятить праздным рассуждениям) с наклонностями к этической философии, просто обязан был-бы стать профессиональным интуитивным моралистом чистейшей воды. Он-бы указал, с полной уверенностью, что преданность рабочих к жизни, состоящей из безостановочного тяжкого труда, причем за зарплату в виде всего-лишь средств к просуществованию, нельзя обьяснить ни просвещенным альтруизмом, ни любыми другими утилитарными мотивами; поскольку эти пчелы начинают работать не имея опыта, без рассуждений, сразу-же после того как они появляются из соты, где они вылупились. Очевидно, только некий божественный и неизменный принцип, внутренний по отношению к каждой из пчел, может обьяснить это явление. С другой стороны, биолог, который отслеживает все стадии изменений между пчелами-одиночками и пчелами, живущими в ульях, с той-же очевидностью видит, что этот "принцип" — есть ни что иное, как постоянные усовершенствования автоматического механизма в генах, сбитого ударами борьбы за существования во время эпох постоянных изменений.
[26]
Я не вижу причин сомневаться, что человеческое общество, в неменьшей степени — продукт органической необходимости, как и общество пчел.13 Человеческая семья, например, основывается на совершенно тех-же обстоятельствах, как и те, что создали подобные ассоциации у других животных. Далее, легко видеть, что любое увеличение продолжительности семейных уз, выражающееся в сотрудничестве все большего и большего количества потомков для защиты и обороны, даст семьям с таким изменением заметное превосходство над остальными. И, так-же как в улье, прогрессирующее ограничение в борьбе за существование внутри семьи, даст улучшение эффективности в конкуренции с внешним миром.
Но есть гигантское и фундаментальное отличие между обществами пчел и людей. В первом — члены общества органически запрограммированы на выполнение одного единственного класса функций. Если-бы у них были желания — каждая пчела не желала-бы выполнять ни одной из тех функций, для которых она специально предназначена; тех, которые она обязана делать на благо всего сообщества. До тех пор пока не появляется новая матка -- вражда и соперничество отсутствуют в государстве пчел.
[27] Среди людей, наоборот, нет предопределенности насчет места в социальном организме. Как-бы не отличались люди в качестве своего интеллекта, интенсивности их чувств, утонченности их ощущений, нельзя сказать, что кто-то специально предназначен своей внутренней организацией быть крестьянином, и ни кем иным, а другой быть землевладельцем, и ни кем иным. Более того, со всеми их гигантскими различиями в естественных способностях, люди соглашаются в одной вещи, которая является их внутренней жаждой -- наслаждаться прелестями и избегать тягот жизни; тоесть, короче, не делать ничего, кроме того, что приносит им удовольствие, без какой либо заботы о благе общества, в котором они рождены. Такое уж у них наследие (реальность, лежащая в основе доктрины первородного греха) от долгой цепочки жестоких прародителей, человеческих и полу-человеческих, в ком внутренняя тенденция к самоутверждению была условием победы в борьбе за существование. Такая вот причина aviditas vit ?14 (прим. пер. "жизнелюбия") — ненасытной жажды к наслаждению всего человечества, что является одним из существенных условий успеха в войне с естественным состоянием вовне; и, тем не менее, есть очевидный агент разрушения общества, если ему будет позволена свободная игра внутри.
Ограничитель на эту свободную игру самоутверждения, или естественную свободу (natural liberty), которыя является необходимым условием возникновения человеческого общества, является продуктом [28] органических необходимостей другого рода, чем те от которых зависит целостность пчелиного улья. Одна из них — взаимная любовь родителей и потомства, усиленная долгим периодом детства у человеческого вида. Но наиболее важна тенденция, так сильно развитая в человеке — копировать в себе действия и чувства подобные или коррелированные чувствам другого человека. Человек — наиболее законченный имитатор из всех имитаторов в животном мире; нет никого лучше его в этом деле; никакой другой вид даже и не приближается по размаху, разнообразию и точности звуковой имитации; никто не является таким мастером жестов; похоже человеком движет жажда имитации просто ради самого удовольствия имитации. И нет другого такого эмоционального хамелеона. Чисто рефлекторной операцией разума, мы принимаем оттенок чувства тех, кто рядом с нами, или их "дополнительный цвет." И вовсе не каким-либо осознанным "помещением себя на место" радостного или страдающего человека рождается эмоциональное состояние, которое мы называем симпатией;15 даже часто такое состояние возникает вопреки собственному чувству [29] справедливости, и несмотря на собственную волю, что "дружба делает нас лучше," или наоборот. Каким-бы полным не было безразличие к мнению окружающих в холодном, интеллектуальном мировоззрении рассудительного человека (мудреца), мне еще не посчастливилось встретить ни одного живого мудреца, кто принял-бы агрессивные нападки с полным хладнокровием. На самом деле, я сомневаюсь, что живет или жил когда-либо философ, который мог-бы выдержать чистосердечные нападки уличного пацана без некоторой доли раздражения. И хоть трудно оправдать Хамана (Херхес, Vizier of Ahasuerus) за желание повесить Мордехая на такой высокой виселице, все равно, осознание им того, насколько низкого мнения был о нем этот скрытный еврей — должно было-быть очень досадным.16
Достаточно только посмотреть вокруг, чтобы увидеть, что величайший ограничитель анти-социального поведения людей -- это страх, причем не перед законом, а перед тем, что подумают собственные товарищи. Соглашения чести обьединяют людей, которые рвут законные, моральные и религиозные связи; и, несмотря на то, что люди могут выдержать жесточайшую физическую боль и остаться жить, стыд движет слабейших к самоубийству.
Каждый шаг общественного прогресса обьединяет людей [30] более тесными связями, и увеличивает значимость наслаждений и страданий, рожденных из чувства симпатии. Мы оцениваем действия других, на основе наших собственных симпатий, и мы судим наши собственные действия на основе симпатии других, каждый день, целый день, с самого детства, до тех пор, пока ассоциации, такие-же неуничтожимые как и языковые, не сформируются между некоторыми действиями и чувствами "одобрения" или "неодобрения". Становится невозможным представить некоторые действия без "неодобрения", или другие без "одобрения" совершающего их, будь эти "одобрение"/"неодобрение" — собственные, или кого-то другого. Мы начинаем думать в терминах приобретенного диалекта морали. Таким образим, мы строим внутри себя искусственную личность "внутреннего человека," (прим.пер. "внутренний голос") как называет "совесть" Адам Смит.17 Она и есть страж общества, которому доверено ограничить анти-социальные тенденции обыкновенного человека в пределах, требуемых социальным благополучием.
Я назвал эту эволюцию чувств из которой, в значительной степени, скованы примитивные связи человеческого общества, в организованную и персонифицированную симпатию, совесть — этический процесс.18 До тех пор пока этот процесс направлен [31] на усиление эффективности человеческого общества в борьбе за существование с естественным состоянием, или с другими обществами, он работает в гармоническом контрасте с вселенским процессом. Можно утверждать, что, поскольку закон и мораль — ограничения на борьбу за существование между людьми в обществе, этический процесс противопоставлен вселенскому процессу, и ведет к подавлению качеств, необходимых для победы во вселенской борьбе.19
Отметим так-же, что, так-же как и самоутверждение, необходимое для поддержания общества в противостоянии с естественным состоянием, уничтожит это общество, если будет свободно править внутри его; так и самоограничение, суть этического процесса, являющееся важнейшим условием существования любого сообщества, может, если присутствует чрезмерно, уничтожить его.
Моралисты всех времени и вероисповеданий, глядевшие только на взаимоотношения между людьми в идеальном обществе, согласились насчет "золотого правила," — "Делай другим то, что желаешь себе." Другими словами, пусть тобой руководит симпатия; попробуй стать на место другого человека, на которого направлено твое действие; и поступи с ним так, как ты хочешь, чтобы поступили с тобой в тех-же обстоятельствах. Как-бы кому-либо не нравилось такое щедрое правило поведения [32]; как бы кто-либо не был уверен в том, что средний человек не выполнит этого правила систематически, вплоть до всех логически следующих из него последствий; все равно неплохо-бы признать тот факт, что эти последствия не совместимы с существованием светского государства, при любых обстоятельствах, существующих сегодня в мире, и которые, насколько можно предвидеть, вероятно наступят в будущем.
Например, я могу представить, что несомненное желание любого злодея — избежать болезненных последствий своих действий. Если я поставлю себя на место этого человека: я чувствую непреодолимое желание не быть подвергнутым штрафу, или посаженным в тюрьму; будучи в шкуре человека, который только что ударил меня по щека, я, с удовлетворением ощущаю, отсутствие худшего варианта действий, чем подставить другую щеку для той-же процедуры. Строго говоря, "золотое правило" включает в себя отрицание закона, путем отказа приводить его в действие против нарушителей; и, если говорить о внешних сношениях такого государства — отказ от продолжения борьбы за существование. Этому правилу можно подчиняться, и то, только частично, под защитой общества, которое это специально позволяет. Без такого прикрытия, последователи "золотого правила" могут, конечно, индульгировать в своих мечтах о рае, но им прийдется смириться с достоверным фактом, что другие люди будут хозяевами Земли.
Что-ж это был-бы за сад, если-бы садовник начал обращаться с сорняками, червяками, птицами и незванными гостями так, как он хотел-бы, чтобы относились к нему, будь он на их месте ?
До сих пор я попытался представить в широкой, но, надеюсь, верной, перспективе набросок важнейших свойств естественного состояния и вселенского процесса, который его порождает, в той мере, в которой это требовалось для моей аргументации; на примере сада, я противопоставил естественное состояние искусственному, произведенному человеческими энергией и интеллектом; я показал, что искусственное состояние здесь, и в других местах, может быть поддержано только путем постоянного противодействия враждебным влияниям естественного состояния. Далее, я показал, что процесс "садоводства" принципиально противостоит "вселенскому процессу", в том смысле, что он пытается остановить борьбу за существование путем ограничения размножения, одной из основных причин этой борьбы, и создает условия для жизни, более приспособленные для разводимых растений, чем условия в естественном состоянии. Я рассуждал так-же о том факте, что путем последовательных изменений, которые являются следствием борьбы за существование в естественном состоянии, в искусственном состоянии отбор может направляться идеалами полезности и приятности для человека, о которых естественному состоянию ничего не известно.
Я продолжил с тем, что показал насколько колония, устроенная в стране, в естественном состоянии, аналогична саду; и я наметил программу действий, которую прийдется принять, способному и желающему посвятить себя "садоводческому процессу," администратору, для того чтобы гарантировать успех этого нового сообщества, в предположении, что существует возможность для бесконечной экспансии. При отсутствии этого предположения, я указал на трудности, которые возникнут; в связи с тем, что бесконечное увеличение населения в пределах ограниченной области рано или поздно вернет в колонию борьбу за существование, исключение которой является первичной целью администратора, поскольку она фатальна взаимному миру, первичному условию обьединения людей в общество.
Я коротко описал суть единственного известного мне радикального способа лечения, для болезни, которая таким образом начнет угрожать колонии; и, с огромным сожалением, мне пришлось признать, что строго научное применение принципа эволюции к человеческому обществу с трудом вписывается в область практической политики; и вовсе не потому, что к тому не может привести желание или воля, довольно большого количества людей; а по той единственной причине, что нет надежды на то, что простые человеческие существа когда-либо будут обладать достаточным разумом для того чтобы выбирать среди себя наилучших. Я [35] привел так-же другие пути достижения того-же самого вывода.
Я указал на то, что человеческое общество построено на органических необходимостях, выражающихся в имитации и симпатии; и что в борьбе за существование с естественным состоянием и другими сообществами, как частью этого состояния, те группы, в которых люди тесно сотрудничают друг с другом, получают существенное преимущество.20 Но, поскольку, каждый человек сохраняет у себя, в большей или меньшей степени, свойства, присущие всем другим, и, в частности, сильнейшую тягу к бесконечному самоудовлетворению, борьба за существование внутри общества может быть исключена только постепенно. До тех пор пока эти свойства остаются, общество будет оставаться неидеальным инструментом для борьбы за существование, и, следовательно, может быть улучшено отбором, следующим из этой борьбы. Так-же как и племя дикарей, в котором больше всех порядка, и в котором, внутри, обеспечена наибольшая безопасность, а вовне наиболее лояльная взаимная поддержка — такое племя выживет.
Я назвал постепенное усиление межчеловеческих связей, следующее из описанного отбора, которое останавливает борьбу за существование внутри общества, и, до определенной меры улучшает шансы общества как целого во вселенской борьбе -- этическим процессом. Я попытался показать, что, когда этический процесс зашел так далеко, что он гарантирует каждому члену общества средства к существованию, борьба между человеком и человеком внутри такого общества, ipso facto, заканчивается. Нельзя отрицать, что наиболее цивилизованные сообщества уже, в значительной мере, достигли такого состояния, из чего следует, что внутри них борьба за существование не играет большой роли.21 Другими словами, тот тип эволюции, который проходит в естественном состоянии там не может иметь места.
Я так-же указал на причины верить в то, что прямой отбор по типу того, который проводит садовод или скотовод, не играл и не может играть сколь-нибудь значительной роли в эволюции общества; в частности потому, что я не вижу как такой отбор может проводиться без значительного ослабления, если не уничтожения, связей, которые держат общество вместе. Меня поражают люди, могущие спокойно наблюдать активное или пассивное искоренение слабых, невезучих и "лишних"; те, кто оправдывают эти действия на основании высшей санкции "вселенского процесса", как единственный путь обеспечения прогресса расы; кто, [37] если они последовательны, должны возвести медицину в разряд враждебного искусства и считать врача коварным сохранителем негодного человеческого мусора; чьи супружеские связи определяются блядством; те, чьи жизни, следовательно, являются школой в искусстве искоренения естественных привязанностей и симпатий, вряд-ли могут иметь большие запасы этих чувств. Но без этих чувств не может быть совести, не может быть никаких ограничений на поведение человека, кроме рассчетов личной выгоды (self-interest), и балланса сегодняшних благ против сомнительных бед в будущем (прим. пер. т.е. жизнь "сегодняшним днем"); и опыт может подсказать нам -- чего это стоит. Каждый день мы видим как твердо верящие в ад, предсказываемый теологами, совершают действия, в соответствии с которыми, как они верят, после смерти их ожидает высшая кара; в то время как они довольно последовательно держатся в стороне от тех, кто несимпатичен их компаниям.
То прогрессивное изменение общества, которое можно называть "общественной эволюцией", на самом деле протекает совершенно не так, как эволюция видов в естественном состоянии, и не так как эволюция пород в искусственном состоянии.
Нет сомнений, что в английской цивилизации с времен правления [38] Тудоров произошли гигантские изменения. Но я не знаю ни крохи доказательств того, что этот эволюционный процесс сопровождался какими-либо изменениями физических или умственных способностей людей, прошедших через все это время. Я не вижу никаких оснований подозревать, что средний англичанин сегодня заметно отличается от тех, кого знал и описывал Шекспир. Через его магическое зеркало мы можем заглянуть в мир Елизаветы и увидим, хоть местами и неясные, образы самих себя.
Во время последних трех столетий после правления Елизаветы до Виктории, борьба за существование между человеком и человеком была так сильно ограничена среди основной массы населения (кроме одного-двух периодов гражданской войны), что оно вряд-ли могло произвести какой-либо отбор. Единственное, что можно сравнить с прямым отбором -- было практиковано в таком малом масштабе, что этим можно пренебречь. Криминальный кодекс, путем смертной казни или долгосрочных заключений для нарушителей, что предотвращает распространение наследственных преступных наклонностей; и закон о нищете, который разделяет брачные пары, чья нужда возникает по причине наследственных дефектов характера (прим. пер. а иначе тогда нельзя было разводиться), являются, без сомнения, агентами отбора в пользу законопослушных и покладистых членов общества. Но вот пропорция населения, на которую они влияют [39] очень мала; и, в большинстве случаев, наследственные преступники и наследственные нищие (pauper) успевают продолжить свой род до того как попадают под действие соответствующих законов. В подавляющем большинстве случаев, преступность и нищета не имеют никакой связи с наследственностью; а являются следствием, частично, обстоятельств, и, частично, обладанием качеств, которые, возможно, в других условиях жизни могли-бы вызывать зависть или восхищение. Это был, наверное, самый сварливый человек мира, кто, обсуждая проблемы канализации, заметил, что грязь -- богатство в неверном месте; и этот звучный афоризм, имеет моральные последствия. Благосклонность и щедрость, украшающие богатого человека, могут сделать нищим бедного; энергия и смелость, которым успешный солдат обязан своим повышением, холодный рассчет и тонкая игра, которым великий финансист обязан своим состоянием, может легко, при неблагоприятных обстоятельствах привести их владельцев на виселицу или гильотину. Более того, довольно вероятно, что дети "ошибки" вовсе не унаследуют именно тот маленький штрих к характеру, который обеспечивает всю разницу. Я удивляюсь людям, говорящим свободно об уничтожении "неприспособленных" (unfit). Ясное дело, эти товарищи должны быть очень "приспособлены", настолько приспособлены, чтобы не знать ни одной, или, может быть парочки, оказий в их жизни, когда они могли-бы очень легко претендовать на заслуженное место среди "неприспособленных".
[40] По моему мнению, внутренние качества нашей нации: физические, интеллектуальные и моральные, остались неизменными за последние четыре или пять столетий. Если борьба за существование и повлияла как-то на нас (а я в этом сомневаюсь), то только косвенно, через наши военные и промышленные войны с другими народами.
То, что часто называют борьбой за существование внутри общества (я признаюсь, что сам, иногда, использовал неосторожно этот термин), является соревнованием не за средства к существованию, но за средства к наслаждению. Те, кто занимает первые места в этом практическом соревновательном экзамене — богатые и влиятельные; те, кто проваливается, более или менее, занимают низшие места, вплоть до грязной безвестности нищего и преступника. По моей, довольно безосновательной оценке, последняя группа (преступников) включает в себя не более двух процентов населения. Я сомневаюсь, что другая группа больше чем еще два процента; ну хорошо, предположим, что это пять процентов. 21
И только в последней группе идет что-либо подобное борьбе за существование в естественном состоянии; только внутри этой двадцатой части населения многочисленные мужчины женщины и дети умирают от быстрого или медленного недоедания, или заболеваний, сопутствующих постоянно плохим условиям жизни; и, поскольку, ничего не предотвращает их размножения перед тем как они убиты, они, несмотря на большую детскую смертность, размножаются быстрее, чем богатые; все равно, мне кажется очевидным, что борьба за существование в этом классе не имеет заметного влияния на отбор в остальных 95-ти процентах населения.
Что-ж это будет за погонщик овец, который будет заниматься тем, что отберет худших пятьдесят из своего тысячного стада, бросит их на пустынносм общем холме, пока слабейшие не сдохнут от голода, и потом даст выжившим смешаться с остальным стадом ? И аналогия тут вовсе не такая уж и плохая; поскольку в большинстве случаев реальные бедные и осужденные преступники, не являются ни слабейшими, ни худшими.
В борьбе за наслаждения, качествами, которые обеспечивают успех -- являются энергия, умение, интеллект, целеустремленность, и, хотя-бы немного симпатии, чтобы обеспечить человеку понимание чувств окружающих. Если-бы не было тех искусственных правил, по которым идиоты и негодяи остаются на вершине общества, вместо того, чтобы погрузиться на естественное для них дно, 23 борьба за средства для наслаждения обеспечивала-бы постоянную циркуляцию человеческих единиц в социуме снизу вверх и сверху вниз. Прошедшие через соревнование, те, кто продолжает составлять основную массу общества, были-бы не те "самые приспособленные", которые вскарабкались на самый верх, но огромное количество "достаточно приспособленных", количество которых и превосходные качества, позволяют им затмить собой особо привелигированное меньшинство.
Я думаю, каждому должно быть очевидно, что несмотря на то — рассматриваем-ли мы внешние или внутренние интересы общества, желательно, чтобы они были в руках у тех, кто "привелигирован" наибольшей долей энергии, умения, интеллекта, целеустремленности, в то время как не чужд человечности и сочувствия; и, до тех пор, пока борьба за наслаждения, обладает тенденцией давать таким людям власть и влияние — процесс этой борьбы направлен на общественное благо. Но процесс этот, как мы видели, имеет мало общего как с тем, который приспосабливает живых существ к изменению условий в естественном состоянии; так и с искусственным отбором садовода.
[43]
Вернемся еще раз к садоводству. В современном мире садоводство практически ограничено трудом, не отбором, тоесть функцией садовника по созданию и поддержанию условий, более благоприятных, чем в естественном состоянии; другими словами, чтобы дать возможность гражданину реализовать себя и свободно расширить свои внутренние возможности, до тех пор, пока это не противоречит всеобщему благу. И дело морального и политического философа, мне кажется, заключается в том, чтобы утвердить, теми-же методами наблюдений, экспериментов и рационализации, что используются в научной работе, способ действий, который приведет к наилучшим последствиям.
Но, предполагая, что этот способ действий должен быть научно определен и последовательно выполнен, он не может положить конец борьбе за существование в естественном состоянии; и не будет, в каком-либо смысле, способствовать приспособлению человека к этому состоянию. Пусть даже вся человеческая раса будет поглощена в единое гигантское государство, в котором правит "абсолютная политическая справедливость", все равно борьба за существование с естественным состоянием вовне его, и тенденция возвращения внутренней борьбы, как следствие перенаселения — останутся; и если только происхождение людей от предков, которые доблестно сражались в естественном состоянии [44], их доза первородного греха, не будут искоренены каким-либо доселе неизвестным методом, каждый ребенок, рожденный в мир, принесет с собой инстинкт неограниченного самоутверждения. Ему прийдется изучить урок самоограничения и отречения. Но эти практики не есть счастье, хотя, они могут дать нечто большее.
Такой человек, как "политическое животное" чувствителен к огромному количеству улучшений, путем образования, советов и путем применения его собственного разума для приспособления условий жизни к его высшим потребностям, в этом я ничуть не сомневаюсь. Но до тех пор, пока он остается подверженным ошибкам, интеллектуальным или моральным; до тех пор, пока он вынужден оставаться на страже, против вселенских сил, чьи цели -- не его цели, вовне и внутри его; до тех пор, пока его населяют неискоренимые призраки и безнадежные стремления; до тех пор, пока осознание ограниченности собственного разума заставляет его признать неспособность проникнуть в загадки всего сущего; до этих пор, перспективы достижения безмятежного счастья, или состояния, которое можно было-бы, пусть даже и с большой натяжкой назвать "совершенством", представляется мне такой-же, вводящей в заблуждение, иллюзией как и все другие, которые и раньше повисали перед глазами бедного человечества. А их было огромное количество.
То, что предназначено для человеческого рода — постоянная борьба для поддержания и улучшения, в оппозиции Естественному Состоянию, Состояние Искуственное в котором живет организованное государство; в котором, и посредством которого, человек может развить достойную цивилизацию, способную на постоянное поддержание и улучшение самой себя, до тех пор, пока эволюция нашей планеты не зайдет настолько далеко, в своем падении, что вселенский процесс продолжит свои колебания; и снова Естественное Состояние будет править Землей.